Объект 55: Свадебный обряд деревни Ольшанка Коченевского района
Место бытования ОНН: Коченевский район, деревня Ольшанка Организация: Новосибирский областной центр русского фольклора и этнографии
Номер: 55
Описание
Деревня Ольшанка основана в начале XX века выходцами из Могилевской, Гомельской, Курской, Калужской и Черниговской губерний на месте старожильческих хуторов. Расположена деревня в непосредственной близости от Московского тракта и Транссибирской железнодорожной магистрали, в ста километрах от Новосибирска. Недалеко от Ольшанки были расположены белорусская деревня Долгово и основанная выходцами из Смоленской, Калужской и Могилевской губерний деревня Новоегорьевка. К началу 1970-х годов на карте района этих маленьких поселений уже не было, часть их жителей переселилась в Ольшанку, называемую местными жителями Лешанкой.
Свадебный обряд деревни Ольшанка был записан М.Н. Мельниковым, М.С. Сергейко, Е.А. Кобяковой в 1970 году во время комплексной фольклорно-этнографической экспедиции Новосибирского областного отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры от Галины Павловны Старковой (1909 г.р., родители из Гомельской губ.), её сестры Таисии Павловны Коноваловой (1918 г.р.), Хавроньи Петровны Майоровой (1908 г.р., родители могилевские), Анны Мефодьевны Красниковой (1896 г.р., родители калужские). Звукозаписи песен были сделаны В.Г. Захарченко. Дополнительные материалы были получены в 1971 году М.Н. Мельниковым и группой студентов Новосибирского пединститута во время следующего этапа комплексной экспедиции.
Описание свадебного обряда.
Сватовство. В Ольшанке было принято «вызнавание» подходящей невесты: родители жениха ездили в соседние деревни и через родственников и знакомых выведывали, какая из девушек «на выданье» богатая и работящая. Сватать ходили родители жениха, сам жених, а также дядя жениха, кум или старший брат жениха. Приглашали и одного постороннего свата, которому было сподручнее «жениха похвалить». Посторонний сват был старшим сватом, позже он становился дружкой, распорядителем свадьбы.
Сватовство происходило вечером. Мать жениха сначала отправлялась в дом невесты одна: «Я к вам за делом пришла: у нас есть сынок, а у вас – девка, нельзя ли к вам прийти?». Получив разрешение, возвращалась домой. Сваты, празднично одетые, шли в дом невесты, соблюдая осторожность, следили, чтобы недобрый человек дорогу не перешел. Старший сват нес ранее приготовленную матерью жениха булку хлеба, посыпанную солью и завернутую в новое полотенце.
Старший сват, войдя в дом, клал хлеб на середину стола, проходил к печи, связывал платком все кочерги, ухваты, сковородники и ставил их у двери. Сесть старался под «матку», садились и другие сваты, жених стоял. Старший сват начинал разговор с отцом невесты:
– Вы знаете, зачем мы пришли? У вас нетель продажная есть…
– Мы продали: что корм переводить в новом году.
– А мы поищем!
– Давайте прямо к делу…
– Давайте. Смотрите, какой жених видный!
– День – видный, а ночь – темный…
– Цела будет твоя дочка, цела!
– Молодые больно…
– Ничего, молодых коней тоже обучают. И кони добрые бывают.
Если родители невесты не возражали против брака, звали невесту, ее согласие не требовалось. Мать невесты в знак просватанья повязывала всех сватов полотенцами. Приданое не выговаривалось: «Что дадут родители, то и хорошо». Но строго обязательным был «выговор»: отец невесты запрашивал у жениха определенную сумму денег. Эта сумма зависела от достатка семьи жениха и равнялась иногда стоимости четырех–шести коров. Жених передавал деньги тут же «в собственные руки невесты». Если после сватовства жених отказывался от невесты, «выговор» не возвращался, оставался как компенсация за позор; если отказывалась сторона невесты, то «выговор» возвращался, и родители невесты покрывали все произведенные расходы сватов.
Срядившись о «выговоре», сваты ставили на стол вино, мать невесты уносила принесенный сватами хлеб в кут и утром отдавала детям. А жениха с невестой посылали приглашать самых близких родичей с обеих сторон на «первую рюмку». Все приглашенные садились за стол независимо от стороны и степени родства. Угощение было скромным. Устанавливали сроки и порядок свадьбы. Тут же сваты спрашивали родню невесты: «Ну, когда, сваточки, придете к нам колы считать?», то есть осматривать хозяйство.
«Колы считать». Этот обычай соблюдался даже в том случае, если сваты были ближайшими соседями и хозяйство их было хорошо известно. К сватам ехали родители невесты, ее старшие братья с женами, сестры с мужьями и кто-то из дальней родни (кума, двоюродная сестра), которые могли потом рассказать всей деревне, хорошо ли принимали приехавших. Родители жениха встречали всех у ворот и приглашали пройти в хату. Им отвечали: «Нет, мы уж сперва двор поглядим». Кто-нибудь из пришедших шутил: «Да там же ничего путного нету». Осматривали лошадей, коров, сбрую, хозяйственную утварь, амбары. А в доме – столы, скатерти, постели, ступы, печь. Женщины производили замеры, чтобы потом сшить полог, занавески, одежду жениху.
Отец жениха приглашал всех за стол: «Садитесь, сваточки. Ну, как вам понравилась наша жизнь?» Отец невесты отвечал: «Да живёте хорошо, можно и дочку отдавать». Сразу после этого посылали за старшим сватом и его женой. Устаивалось обильное угощение.
Девичник. Девичником называли весь период подготовки к свадьбе в доме невесты. К невесте звали пять–десять девок («смотря по богатству родни»), они вышивали полотенца, готовили платки, шили свекру рубаху, жениху – рубаху и нижнее белье, кроме того, шили наволочки, матрасовку, полог, ткали и шили «в четыре ряда» шерстяные одеяла, ткали дерюжки. Считалось обязательным иметь две подушки «под головы» и одну под бок.
Приданое не оговаривалось, но по его богатству оказывалась честь невесте и ее родителям. Анна Мефодьевна Красникова перечислила свое приданое: 30 женских парочек, 30 платков, 3 пальто, 2 шубы, суконный пиджак, 15 рубашек и огромный сундук холстов («три-четыре мужика только поднять смогли»).
Для каждого приглашенного на свадьбу готовился подарок: мужчинам – полотенца, женщинам – платки. От степени родства зависели ценность и красота подарка. Невеста посылала сестру или младшего брата со своими подарками к жениху: «Снеси, скажи, что невеста прислала».
На девичнике «рядили елку» – срубали верхушку березы и каждую веточку обертывали разноцветной бумагой, лентами, украшали елку бумажными цветами («кветками»), а затем ставили елку в каравай. Девушки пели свадебные песни, вечерами же, когда приходил жених с друзьями, пели шуточные и игровые песни.
Вечеринка. Девичник заканчивался субботней вечеринкой. К ней готовилис и в доме невесты, и в доме жениха. В доме невесты ставили на стол «елку» в каравае. Около нее, рядом с невестой садились бойкая женщина- песельница, а потом – девушки. Мать невесты нарезала хлеб, сало, подавала всем по рюмочке. В ожидании жениха жевушки вслед за песельницей пели свадебные песни.
В огороде жёлта морковка сядела.
– На кого ты, девка Настенька, глядела?
– Я глядела, майи девочки, во сенца,
Издався мой миленькай, як сердца.
Старшая песельница определяла, какую песню петь следующей:
По лугам кони распущаны й,
Золотым путам попутаны.
Они чують сибе дальняю путь:
А им ехать во Лешанское сяло,
Мимо тещи, мимо тестява двора.
Увидала девка Поленька с окна,
Закричала громким голосом она:
– Ни пущайтя вы разлучника сюда,
Разлучил ён с отцом, с матерью меня.
Приходили молодые женщины и пели вместе с девушками:
Як пошел Ванячка с конца й у конец,
Да й зашел Ванячка у крайний дворец.
Да й зашел Ванячка у крайний дворец.
У крайнем дворочку жила й удова,
У во той во вдовушке дочар хороша,
Дочар хороша – Катюша-душа.
– Катюшенька-душенька, отчиняй ворота!
– Иванячка, мой дружок дорогой,
Я в своем дому три дела роблю:
Я хату мяту, я косу пляту,
Голубою лентою паравязую,
Да свому Иванячку всё приказую.
Песни пели не только могилевские (белорусские), но и калужские, смоленские.
Цвела, цвела липушка белыми цветами,
Ой да люлѝ, люлѝ, белыми цветами.
Отцветемши, липа стала опадати,
Ой да люлѝ, люлѝ, стала опадати.
Стала опадати на сырую землю,
На сырую землю, на желтой пясочек,
На желтой пясочек, на зелен лужочек,
Было б да ведь Машеньке жить в родного батьки,
Жить и поживать, косыньку русити.
Не захотела Маша жить в родного батьки,
Жить в родного батьки да у родной мамки.
Да нашёлся Ванячка да узялся за Машу:
Да не дал жить Маше у родимого батьки,
У родимого батьки да у родной мамки.
Затем снова звучали белорусские песни:
Камьяная моя печачка,
Вечар гарышь да й не выгарышь.
Вечар гарышь да й не выгарышь
Чаво, девка, сядишь да й не заплачишь,
Сваю мамку да не разжалишь?
– Разжалею свою мамочку,
По-за столяйку идучи
Да, як пчелка, гудучи.
Гуди, гуди тыи пчёлачки,
Да к улейку прилятаючи.
Заплакала девка-сястрица,
И к мамочке прилегаючи.
Потомки белорусов охотно пели русские песни:
Грянула, грянула,
Грянула-та музыка в тёрюме, ой,
Грянула звончастая в высоком.
Сидели, сидели,
Сидели ж там девушки за столом, эх,
Сидели там красные за дубовым.
Сидела, сидела,
Сидела ж там Машенька выше всех, эх,
Сидела ж Григорьевна выше всех.
Скланула, скланула,
Скланула головушку ниже всех, ах,
Скланула головушку ниже всех.
Думала, думала,
Думала йна думушку больше всех, ах,
Думала великую больше всех.
Думала, думала,
Думала йна думушку с батюшкой, эх,
Думала родимая с родимым.
– Ох, то мне, ох, то мне,
Ох, мне ета думушка не очень годна, ах,
Мне ета великая не наравится…
(далее будет думать думушку с матушкой, а потом – с Ванюшкой)
Мать невесты плакала, а девушки заводили новую песню:
В нас на речушке, в нас на возере,
Ой ли, ой люлѝ, в нас на возере.
Красная девушка беляно мыла,
Ой ли, ой люли, беляно мыла.
Беляно мыла душа Машенька.
Родный батюшка бережком ишел:
– Беляно ж тебе, моя деточка,
Простояла ж ты свои ноженьки,
Промахала ж ты свои рученьки,
Проглядела ж ты свои глазоньки.
– Не жалей меня, родный ты батюшка,
Я таперича не слуга твоя,
Я таперича я просватанная…
(далее – разговор с матушкой, а третий блок – с Ванюшкой)
Если на вечеринке были чалдоны, они запевали свою песню, а остальные подпевали:
Выкопаю черемушку во темном лесу,
Посажу я черемушку крутом бережку.
Посажу я черемушку крутом бережку:
– Расти, расти, черемушка, тонка, высока.
Лицом она широка, ростом высока,
Нельзя, нельзя черемушку зеленую ломать.
Нельзя, нельзя девчоночку несватанную брать,
Несватанную, небранную, с-под венцом с ней стоять.
Обязательно пели песню прощания невесты с матерью:
Не давай-ка , мамка, рано замуж,
Рано замуж.
А что ж, моя мамка, я ж тебе не вгодила, ох,
Не вгодила?
Наверно, на крыничку по водичку, ох,
Не сходила?
Дай-ка, моя мамка, ох, мне проводничку.
Проводничку.
Ой, ды моя мамочка, ой, хоть сестричку,
Хоть сестричку.
Дай-ка, моя мамка, ой, проводочка,
Проводочка.
Да моя мамочка, хоть браточка,
Ох, хоть браточка.
Да пройдешь, моя мамочка, ой, по дорожке,
По дорожке.
Да зарастет моя дорожка, ох, лебедою,
Лебедою.
Да зарастут мои стёжки, ой, да й полыном,
Ой, да й полыном.
Да тогда, моя мамка, ты пройди-ка,
Ой, ты пройди-ка,
Да ты мою дорожку, ой протопчи-ка,
Ой протопчи-ка.
А мамочка ты моя, ды белоручечка,
Да белоручка твоя,
Ды вот тебе ж я, мамочка, ох, не вгодила.
Плакала невеста, плакали ее мать, сестры. Девушки снова запевали:
Обман, обман, красная девушка:
Сподманула йна красных девушек.
Сподманула йна красных девушек:
Говорила йна, что замуж не пойду.
– Я не йду, не йду, я не думаю,
Отца с матерью я не слушаю.
На мастырь пойду я в монашечки,
Я возьму с собой да двух сестер.
Я перву сестру – у ключники,
А другу сестру – я в прислужнички.
Поглядите-ка, люди добрые,
Что наша сестра за столом сидит,
За столом сидит за дубовеньким,
За таким парнем за холостеньким.
Холостой парень – душа-Ванюшка,
Холостой парень, неженатенький.
Йны целуются, йны милуются,
Зеленым вином умываются,
Шелковым платком утираются.
Пели не только свадебные песни, но и тематически примыкающие к ним песни других жанров.
Там плавали серы гуси у кружку,
Ой, то не гуси, то девичья красота.
То не гуси, то девичья красота,
Ой, у нашей Маши растрепаны волоса.
Ой, наша Маша спородила молодца,
Ой, спородемши, в Дунай-речку отнесла.
А отнесши, три словечка сказала:
– Ой, плыви, плыви, мое дитя, речкою,
А я пойду погуляю с девками.
Ой, нашей Маше теперь с девками не гулять,
Ой, надо Маше мало дитя колыхать:
– Ой, баю, баю, распроклятое дитя,
Ой, чирез тебе меня мамка прокляла,
Ой, чирез тебе счастья-доли не дала.
Во дворе жениха готовилось пять-шесть подвод. К дугам подвешивали колокольчики, привязывали ленты, ленты вплетали также в гривы и хвосты коней. Отец жениха угощал всех поезжан в избе за столами. Мать жениха благословляла поезжан в путь: «Господи, благослови! Дай, Господь, чтобы все было хорошо! Дай, Господи, святой час, святой путь!» Ворота открывались настежь. Первым выезжал старший сват (дружка) с женихом и «подженишником» (холостым другом жениха), за ними ехали крестные отец и мать жениха, затем остальные поезжане по три-четыре человека на подводе.
Заставы парней перегораживали дорогу и требовали выкуп. Дружка откупался вином, денег не брали. Во двор невесты пускали всех, кроме жениха: снова полагался выкуп. Лошадей выпрягали, сбрую прятали в амбары, около лошадей оставляли караульщика: парни могли выпустить лошадей, порезать сбрую, снять супони, чересседельники.
Женщины закрывали двери на засов и начинали шуточные перебранки с поезжанами:
– Кто такие? Ой, Господи, воры ломятся! Кто лезет?
– Впустите, это добрые люди.
– Никаких добрых людей нету! Это воры!
Потом женщины били в заслонки, в пилы, кричали: «Караул!» Соглашались впустить поезжан к девушкам только после выкупа. Девушки встречали их песней:
Эй-ох, не было ветру, ой,
Не было ветру й – понавеяло.
Не было ветру – понавеяло.
Э-ох, не было сватов, ой,
Не было сватов – понаехало.
Эй-ох, полный дворик, эй,
Полный дворик вороных коней.
Эй-ох, полный сарай, ой,
Полный сарай золотых карет.
Э-ох, полны сени, ой,
Полны сени дорогих гостей.
Обломилася стена каменна,
Раздавила чару виннаю.
Устюжилась и усплакнула,
Усплакнула молодая сваха.
– Ты не плачь, сваха, не горюй, молоденька:
Наши сваты на всё мастеры,
Йны скуют, сольют чару виннаю,
Скуют, сольют полувинную.
Дружка подходил к столу и требовал, чтобы освободили место рядом с невестой. Старшая песельница (свашка невесты) начинала торговаться:
– Ну, вытряхивай свой кошель! Гляди, какая жар-птица сидит!
– А сколько она стоит?
– Тысячу рублей.
– Сбавь! Видано ли дело заломила! Пятьсот дам…
– Да ты погляди хорошенько. Где ты еще видал такую жар-птицу? На всей земле такой нету! Работящая…
– Правда, да денег нету.
– А что ж ты тогда ехал? Такую жар-птицу без денег выкупать! Бессовестный ты, сват, бессовестный!
Торговля шла, «как на базаре». Наконец, дружка отдавал десять рублей (которые символизировали тысячу), и девушки выходили из-за стола. Свашка пыталась забрать «ёлку», но ее останавливал дружка:
– Ты куда? Мы купили жар-птицу вместе с садом.
– Жар-птицу мы продали, а сад не продавали.
– Да на что ж нам жар-птица без сада…
Девушки пели:
Как у нашего да у Митюшки
Кудри русые да позавитые, да позагнутые.
Ой, ли, ой, люли, да позагнутые.
Ай, он, Митюшка, да и славится,
Он же славится да по деревне хвалится:
– Что же я богат, я ваш сад куплю.
Я своей казной вас всех награжу.
Снова шла торговля. «Сад» продавали, но свашка выговаривала, чтобы «цветы не рвали», то есть не снимали с девушек бантов. Дружка снова платил. Все эти деньги шли тем, кто рядил «ёлку». Свашка выходила из-за стола, место рядом с невестой занимал ее младший брат (иногда сестра) с ножом или ножницами в руках, показывал косу сестры, заплетенную «вдрибушку» (мелко, из нескольких тонких прядей):
– Бери косу у сестры моей. Полюбуйся, какая жар-птица! А коса-то какая! Не пил, не ел – все косу холил…
– Ну и что? – возражал дружка…
– Не надо? Отрежу, сейчас я ее отрежу. Бери, а то отрежу!
– А без косы на что нам невеста! – возмущался дружка.
– Тогда плати.
Дружка платил три рубля. Подходила мать невесты и повязывала полотенцами через плечо дружку и «подженишника». Женщины из родни невесты пели:
Приехали сваты з-за лесу
Да везли нашу повесу.
Приехали сваты з-за Чику
Да везли нашу защипу. (щеголиху)
Поезжане занимали почетные места за столом. Родня невесты усаживалась, где придется. Дружка выставлял на стол то, что привезли и угощал всех, потом угощали родители невесты. Пели свадебные песни, особенно корильного характера, но больше было плясовых, шуточных песен. Веселились часов до трех ночи, подружки оставались ночевать в доме невесты.
Проводы невесты. Утром мать будила невесту, подруги одевали ее, сестра расплетала косу, расчесывала. Невеста плакала (голосила), ее усаживали за стол. Чесать косу начинала крестная, приговаривая: «Передаю свою хрестницу ко Божьему суду – ко венчанью». Бабка втыкала в рубашку невесты иголки. Невеста благодарила родителей, сначала мать: «Спасибо тебе, родная матушка» – и кланялась в пояс. Затем благодарила и кланялась отцу. Ждали жениха.
Во дворе жениха готовили поезд: опять дуги украшали лентами, вышитыми рушниками, платками, хвосты лошадей заплетали косами, гривы украшали лентами. После этого все поезжане заходили в избу. Отец жениха брал хлеб-соль, мать – икону. Перед ними становился дружка, рядом – жених. Дружка говорил родителям: «Благословите своего дитяти в большую дорогу счастья шукати». Мать целовала жениха и говорила: «Благословляю тебя, сынок, даю счастья и долю». Давала сыну поцеловать икону и крестила его ею. То же повторял отец, но давал сыну поцеловать хлеб, которым и крестил его.
Дружка брал жениха за руку, выводил во двор и усаживал в кошевку. Сначала он обходил поезд с иконой, а затем – рассыпая по кругу овес. Сам и выезжал из ворот первым. Ехали к дому невесты в том же порядке, как и на вечеринку. Въезжали на двор беспрепятственно, привязывали лошадей. Была примета: если кони не оставят навоза – невеста «чистая», девственница, если оставят – баба.
Жених с невестой становились рядом на шубу, между ними никто не имел права пройти. Они держались за концы одного платка, кланялись в ноги отцу, затем матери. Их благословляли иконой и хлебом-солью, затем икону передавали в руки невесте и накрывали ей голову платком. До самой церкви невеста держала икону обеими руками перед грудью, до венчания никто не мог видеть ее лица.
После благословения крестная мать невесты обсыпала ее и жениха хмелем, «чтоб любились крепче». Рассаживал всех по подводам дружка, кроме поезда жениха, готовили поезд невесты. Обычно это делали ее братья и ближайшие родственники. Дружка обходил оба поезда три раза. Выезжали. У церкви дружка брал жениха за руку одной рукой, другой рукой – невесту и вел их в храм. Рядом с женихом шел «подженишничек», рядом с невестой – подружка и крестная.
Пока шло венчание, в дом родителей жениха отправлялись отец и мать невесты. Они ехали на подводе без колокольчиков и украшений, вслед за ними тети и сестры невесты везли приданое. Ихждали, в избе кто-либо кричал: «Ой, ой, постель везут!» Ворота оказывались «узкими», сундук «застревал». Отец и мать жениха угощали «послов». В дверях в избу сундук снова «застревал» – на него садились женщины и говорили: «Ой, сватовья, не отдадим» – и запевали:
У нашего свата темная хата,
Дров – ни полена, сору по колено.
Начиналась шуточная перебранка. Женщины, сидя на сундуке, приговаривали:
Пусти, сватушка, к сабе в хатушку.
Будем взапечи сидеть,
Не будем лучины палить,
А будем вочами светить!
Их угощали, мужчины из родни жениха вносили сундук в хату, при этом приговаривали: «Ой, сил больше нету! Ой, уморились!» Их тоже угощали. Наконец, сундук водружали на место, раскрывали, доставали приготовленные полотенца, платки и развешивали по гвоздям, полкам. Ждали молодых.
Княжий стол. После венчания дружка усаживал молодых в кошевку, и все направлялись к дому молодого. На их пути устраивались «заставы» – дружка откупался. Родители молодого встречали молодых во дворе с хлебом-солью. Перед ними стелили шубу мехом вверх, на нее становились молодые и кланялись: сын – отцу, сноха – свекрови. Поднимали с колен сразу обоих и крестили: отец – сына, свекровь – сноху. Свашки поднимали шубу за полы и несли в избу, в передний угол, застилали ею сиденье для молодых.
На молодую надевали фату. Рядом с нею садилась старшая подружка, рядом с женихом – «подженишник». Выпивали за здоровье молодых (молодым пить не разрешалось), после чего дружка выводил молодых на середину комнаты. Дядя молодого клал на полотенце поднос, а на него кусок каравая и рюмку, а свашка клала рядом подарок невесты (полотенце или платок). Дядя вызывал каждого поименно, начиная с отца и матери молодого: «Примите каравая, дорогой Степан Егорыч, и подарочек невестин, собственного рукоделья, рюмочку выкушайте да наших молодых подаруйте». Молодые молча кланялись.
Каждый принимающий каравай должен был высказать свое благопожелание. Оно обычно имело нравоучительный или шуточный характер: «Подарю я вам, молодые, быка двухгодовалого. И пусть молодые будут здоровы, хорошо живут. Сколько в лесе пеньков – столько будет у вас сынков. Вы же, молодые, поймайте вола, что бегает вокруг двора». Дружка углем, палкой или карандашом чертил на потолке контур быка. Другой вызываемый приговаривал: «Будьте здоровы! (называя молодых по имени и отчеству). Чтоб Бог дал вам семью хорошую, дружную и честную. Я кладу сто рублей (в самом деле червонец), чтоб жить вам хорошо и дружно. Чтоб только нас, стариков, не забывали, чтоб на других не глядели, без денег не сидели, по свету не бродили, почаще родили…» Тут же одаривали и родителей молодой. Отец молодой, принимая каравай, обычно говорил: «Ну, будьте здоровы! Дай Бог всегда сватами быть! Глянь-ка, сваток, вот тебе бич, а вот тебе дочка: учи как хочешь. А ты, дочка, не ходи, не плакайся. Вот твоя матка, вот твой батька».
После «дарин» в избу вносили солому, разбрасывали по полу и бросали мелкие монеты. Молодая подметала пол, подбирала деньги. Гости шутили: «Видит, ей-бог, не слепая». Если молодая была из русской семьи, устраивались шуточные испытания: «Принеси, молодая, заступ», то есть лопату. Подсказывать не разрешалось. Придет со слезами: «Нету, не нашла». Все смеются: надо говорить по-белорусски «нема», а лопата обычно стоит на виду. То же повторялось и с другими предметами хозяйства.
После этого самые бойкие бабы катали молодых на подводах с бубенцами по деревне. Сами пели, били в заслонки, в пилы, косы, останавливались в людных местах и плясали. После катания начиналось кормление молодых. Пока молодые ели, все шутили, веселились, плясали. Были распространены танцы полечка, ручеек, кадриль, метелица, ветренка. Особой популярностью пользовались свадебные припевки и частушки:
У нашего свата веселая хата:
Хлеба-соли много, вина зеленого.
Как была жа я молоденькая,
Так была жа я хорошенькая.
А таперя я состарилася да
Никому не понаравилася.
Вечером укладывали молодых в постель. Под постель стелили солому, потом побольше шуб, затем матрас, дерюжки, подстилки. Набивать матрасовку соломой, сеном шли самые бойкие бабы. Для смеха в матрасовку «случайно» попадали живые гуси, собаки, что вызывало шум и веселье. Сваха молодого наказывала не подниматься с постели до ее прихода.
Гости собирались домой. Близкая родственница молодой, а иногда и сваха молодого пела-причитывала под общий смех:
Да пора ж вам, сваты до дому:
Да поели ж кони мою солому.
Да спасибо ж вам, сваточки,
Да за вашу хлеб-соль.
Да благодарим-то тебя, сваточек,
Да за твое же приглашение.
Отец молодой обычно говорил: «Ну, сваток, спасибо за вашу свадьбу, что у нас хорошо получилось: ни драки, ни ругани. Спасибо вам, свату».
Продолжение свадьбы. Поднимать молодых утром шли дружка и сваха: «Вставайте, молодые, честь свою показуйте». Проверяли подстилки, брали с жениховых рук рубаху молодой. Сваха свертывала ее и клала на тарелку, которую ставила перед гостями на стол. Затем перевязывала две бутылки лентой и тоже ставила на стол. Дружка запрягал лошадь, подвязывал к дуге красный платок и проезжал по деревне. Почетных людей из родни молодого отправляли за отцом и матерью молодой. Когда они приезжали, их встречали на пороге словами: «Честь зятю за вашу дочку, благодарствуем!», усаживали на почетные места, угощали первой рюмкой. Молодые стояли и кланялись всем. Выпивая за «честь», били рюмки.
После этого вели в баню парить мать молодого. По возвращении из бани она угощала паривших ее женщин пивом и «курицей» или «гусем». Обычно это был кусок говядины или свинины, а рядом с ним лежали гусиные или куриные головы и лапки. Угощая, приговаривала: «Вот вам и курочка, вот и закусочка».
Если молодая оказывалась «нечестной», на ее родителей надевали хомуты, на стол перед ними насыпали сору, ставили рюмки с отбитыми ножками, чтобы вино проливалось, и тому подобное.
После короткого застолья дружка звал всех к себе.
«Порядова» (гулянье «по ряду» у родных). Отгуляв у дружки, гости шли к родне молодого. Каждый день бывали в двух-трех домах. Молодых ежедневно катали по деревне в санях-розвальнях с бубенцами. Запрягали еще несколько троек, на которых катались женщины с заслонками, пилами. Многие «рядились цыганами», «гадали», «побирались»; женщины рядились мужчинами, солдатами. Среди улицы заводили игрища, пляски. Заезжали в чужие дворы: остановят у чьего-либо дома лошадь, и кучер начинает «сбрую ладить», а ряженые врываются в избу с плясками, с припевками.
Ой, пить будем и гулять будем,
А смерть придет – помирать будем.
А смерть пришла – меня дома не нашла,
Меня дома не нашла: да я гулять пошла.
Случалось, что хозяин дома не особенно приветливо встречал нежданных гостей, не приглашал в дом, и тогда звучала новая припевка:
Не стой у ворот, широко разиня рот:
Спьяну черт не разберет, где вороты, а где рот.
За тыими за воротами приувдаривают ботами.
Раздайся, народ, – меня пляска берет.
Кроме припевок, пели частушки с любовно-брачной тематикой, а также плясовые и шуточные песни.
«Отводины» (гулянье у родителей молодой). Закончив «порядову» у родни молодого, все шли на «отводины» к родителям молодой. Гуляли, плясали, но свадебных песен не пели – звучали известные всем лирические, шуточные, плясовые песни. После «отводин» начиналась «порядова» у родни молодой. И если в домах родственников молодого самые почетные места отводились родне молодой, то в этой «порядове» почетными гостями становились родные молодого.
«Курицу драть». Заканчивалась «порядова», и все шли в дом молодого: «Давай, молодой, курицу драть!» Иногда брали кур и в других домах, даже если хозяева не соглашались домашних птиц отдавать. Кур ощипывали, опаливали прямо на дворе, а иногда и в избе, варили. Гости ждали, кричали, что умирают с голоду. «Цыгане» гадали всем на счастье, «доктора» «лечили больных», чаще «от живота» (последнее вошло в свадебный обиход позднее). Все это сопровождалось шутками, прибаутками. Наконец, начиналось угощение курицей. Сваха подносила гостю кусочек курицы и рюмку вина: «Плати». Гость платил мелкими монетами, выпивал, закусывал и хвалил «жирную да вкусную» курицу, из которой «два чугуна навару, а вкусу не убыло».
После этого свадьба заканчивалась, и все расходились по домам.
Как видно, свадебный обряд и песенный репертуар деревни Ольшанки имеет смешанный состав, в разных сочетаниях здесь присутствуют белорусские, западнорусские и даже сибирские элементы. Кроме того, и обряд, и песенный репертуар, вероятно, варьировались в каждой конкретной свадьбе в зависимости от состава вступающих в родственные отношения. Песенницы разного происхождения в памяти хранили «свой» набор свадебных песен. В издании «Свадьба Обско-Иртышского междуречья» М.Н. Мельников и В.Г. Захарченко ольшанский обряд определили как белорусский, но включили, главным образом, песни, напетые Анной Мефодьевной Красниковой, исходная традиция у которой – калужская, и свадебные песни она поет преимущественно русские, хотя ее обширный репертуар включает и белорусские, и украинские песни. В 1971 году от носительницы могилевской традиции Хавроньи Петровны Майоровой были записаны, главным образом, белорусские песни, которые в издание не попали. Среди них «Неправдивая калина» (заручины), «Сидела голубка тай на купенке» (отъезд к венцу или в дом жениха), «Горькая реденька в гароди» (сборы поезда и отправление жениха за невестой), «Затрубили трубочку рано по заре» (посад, расплетание косы), корильные песни и припевки «Наша елочка – троечка», «У нашего свата соломяна хата», «Пусти свата в хату», «Не скупись, сваток, не скупись», «Наша Олечка – цвет налитой».
Репертуар свадебных песен А.М. Красниковой
Обрядовые песни
По лугам кони распущаны (вечеринка в доме невесты)
Як пошел Ванячка с конца й у конец (вечеринка в доме невесты)
Цвела, цвела липушка (вечеринка в доме невесты)
Грянула та музыка в тёрюме (вечеринка в доме невесты)
Выкопаю черёмушку во тёмном лесу (вечеринка в доме невесты)
Обман, обман красная девушка (вечеринка в доме невесты)
В нас на речушке, в нас на озере (вечеринка в доме невесты)
Не было ветру – понавеяло (вечеринка в доме невесты, когда встречали поезжан)
Как у нашего у Митюшки кудри русые (пели жениху во время выкупа)
Приехали сваты з-за лесу (свадебная припевка)
У нашего свата весёла хата (свадебная «дразнилка», пели в доме жениха на «княжем столе»)
У нашего свата тёмная хата (свадебная «дразнилка», пели в доме жениха во время привоза приданого)
Да пора ж вам, сваты, до дому (пели при уходе гостей из дома жениха)
Песни, приуроченные к свадебному обряду
Не давай-ка, мамка рано замуж (лирическая, приурочена к моменту прощания невесты с матерью)
Там плавали серы гуси у кружку (лирическая, пели на вечеринке в доме невесты)
Как была жа я молоденькая (частушки, пелись на гуляньях второй половины свадьбы)
Ой, пить будем и гулять будем (плясовая припевка свадебных гуляний)
Не стой у ворот, широко разиня рот (плясовая припевка свадебных гуляний).
Репертуар свадебных песен Х.П. Майоровой
Неправдивая калина (после просватанья, заручины)
В огороде жёлта морковка сядела (вечеринка в доме невесты)
Камьяная моя печачка (вечеринка в доме невесты)
Горькая реденька в городе (жених собирается или едет за невестой)
Наша ёлочка – троечка (при выкупе «ёлки»)
Сидела голубка да й на купенке (при отъезде к венцу или в дом жениха)
Не скупись, сваток, не скупись (выкупы на вечеринке в доме невесты)
Наша Олечка – цвет налитой (при встрече поезжан)
У нашего свата соломяна хата (дразнилка)
Затрубили трубочку рано по заре (посад или расплетание косы)
Носители традиции
Галина Павловна Старкова, 1909 г.р., родители из Гомельской губ.,
Таисия Павловна Коновалова, 1918 г.р., сестра Г.П. Старковой, Хавронья Петровна Майорова, 1908 г.р., родители могилевские,
Анна Мефодьевна Красникова, 1896 г.р., родители калужские.
Собиратели
В.Г. Захарченко, М.Н. Мельников, М.С. Сергейко (1970 г., материалы хранятся в фольклорном фонде Областного центра русского фольклора и этнографии).
М.Н. Мельников и группа студентов НГПИ (1971 г., материалы хранятся в фонде Архив традиционной музыки Новосибирской государственной консерватории имени М.И. Глинки)
Публикации
Захарченко В.Г., Мельников М.Н. Свадьба Обско-Иртышского междуречья: этнографическое описание свадебных обрядов, тексты и напевы песен / Редакция Е.В. Гиппиуса. – М.: Сов. композитор, 1983 (Свадебный обряд и тексты сопровождающих его песен деревни Ольшанка Коченёвского района: с. 64–71; Напевы песен: с. 72–80).
Мельников М.Н. Поиски сокровищ: Записки фольклориста. – Новосибирск: Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1985 (Раздел «Самородки», с. 103–114).
Захарченко В.Г., Мельников М.Н. Песни сибирского села Ольшанка. – Краснодар, 2003 (Раздел II. Свадебные песни, с. 31-57).
Песни сибирской деревни Ольшанки, напетые Анной Мефодьевной Красниковой / Составление М.Н. Мельникова, нотирование В.Г. Захарченко. – Новосибирск: Книжица, 2003.
Формы фиксации
Фото 1.
Аудио 1. Цвела, цвела липушка (1970 г.)
Аудио 2. Обман, обман красная, девушка (1970 г.)
Аудио 3. [Не было ветру] (1970 г.)
Аудио 4. Как у нашего да у Митюшки (1970 г.)
Аудио 5. [Да пора ж вам, сваты до дому] (1970 г.)
Аудио 6. В огороде жёлта морковка сядела (1970 г.)
Аудио 7. Камьяная моя печачка (1970 г.)
Аудио 8. Горькая реденька в городе (1971 г.)
Аудио 9. Не скупись, сваток, не скупись (1971 г.)
Аудио 10. Затрубили трубочку рано по заре (1971 г.)
Организации, имеющие отношение к ОНН
Наименование: Новосибирский областной центр русского фольклора и этнографии; Новосибирская государственная консерватория имени М.И. Глинки
Тип ответственности: хранитель
Н.В. Леонова (по материалам М.Н. Мельникова)