Место бытования ОНН: Новосибирская область, Сузунский район, деревня Поротниково

Организация: Новосибирский областной центр русского фольклора и этнографии

Номер: 59

 

Описание

В 1786 году была основана деревня Мыльникова (Бобровская) позднее переименованная в село Бобровка. В наше время это Сузунский район Новосибирской области. Основатели деревни - Иван Андреевич Бобровский и его сын Василий, уральские казаки, сосланные за участие в Пугачёвском восстании на медеплавильный завод «её императорского величества Екатерины второй». Здесь, в Завод-Сузуне, плавили в ту пору медь, серебро, а в былое время чеканили сибирскую медную монету.

Сейчас в деревне Поротниково недалеко от Бобровки живёт замечательная рассказчица, хранительница фольклора - Галина Ивановна Абрамова, в девичестве Бобровская, 1965 года рождения. Её детство, юность и молодость проходили в селе Бобровке. Она рассказывала мне о своём дедушке, Владимире Ивановиче Бобровском, о его семействе, о жителях села Бобровки. Жанровую природу большей части собранных материалов можно определить как устный рассказ.

Устные рассказы – это впервые сообщённые прозаические повествования о реальных событиях и делах людей, современником или непосредственным участником которых был сам рассказчик.

Устные рассказы занимают важное место среди произведений русского фольклора Сибири. Это один из древних жанров устного творчества. Переселенцы, как неотъемлемую часть своего бытия несли обычаи и обряды, бережно сохраняли свою традиционную культуру, включавшую в себя и устно-поэтическое творчество. Как собиратель фольклора я застал устно-поэтическую традицию в деревне Поротниково ещё активно бытующей, с богатым репертуаром, высокоразвитым стилем повествования.

Устные рассказы о жителях села Бобровки я начал записывать с 2016 года от Галины Ивановны Абрамовой в экспедициях Новосибирского областного Центра русского фольклора и этнографии. И записываю до сих пор. В настоящей статье тексты устных рассказов представлены в оригинале, в расшифровке с архивных экспедиционных фонограмм без литературной обработки, что позволит более точно воспроизвести своеобразную манеру повествования рассказчицы.

Забытые слова

Часто слыхала от старичков наших раньше:

- Да пошёл бы ты к чёмеру! И всё думала, ну кто он такой, энтот чёмер, к которому все старички наши отправляли то соседа, то нас, ребятишек без дела шлындающих. Кто он такой, чёмер? Говорили, когда хотели избавиться от кого-то назойливого. Ну, надоел же, как горька редька, ну, привязался, как банный лист! Ну, опосля объясняли, что это как к лешему, как к чёрту отправить, так и к чёмеру.

Ешё вот, помню, было тако в говоре нашем: «Ой, сама-то эта деталька с гулькин нос, а без неё не робит ничё…». Ну, и на меня скажут, я маленька ростиком была: «Вот сама-то с гулькин нос, а ещё чё-то указывашь…». Ну чё же это за Гулька така? – всё я думала, - и чё у неё за нос? Опосля только узнала, что это, значится, с голубиный нос. Носик у голубя махонький, а ты-то энтот самый голубиный нос. А ведь деталька-то махонька, а без неё машина не робит…

И ишшо вот тако было у нас: «Ну чё ты шлындашь-то туды-сюды?». То есть, ходишь без дела-то. Не любили у нас дедушка и бабушка людей, ведущих праздный образ жизни, бездельничать, шлындать туда-сюда. И таких людей у нас называли шлындами, которы без дела-то болтаются по деревне-то. Нельзя было так жить. Жить-от надо было с умом. Вот и поучали уму-разуму, чтоб по уму-то и жили.

Вот ещё говорили так: «Вихорь с погодой!» - на человека. «Ну, она, Майка-то наша, ну, вихорь с погодой!». Или ишшо про каку бабёшку: «Ну, вихорь с погодой!». Утарашшилася опять, чтобы наячить кого-то…». Ну, к чему это всё, о ком?». Ну, вроде как какой-то человек, который очень часто появляется то там, то сям. Глядь, а его уже и нету, как испарилси. Утарашшился, значит, ушёл. А наячить, значит, обмануть кого-то, обвести вокруг пальца. Вот и получается эдак.

Ишшо нас, ребятишек, пугали какой-то Полудницей: «Ой, ребятишки, в огород-от не ходите, не шарьтеся там! Там ведь в углу-то, вон там, в малиннике-то, Полудница живёт. Вот ужо она вас схватит и уташшит! ».

Ох, и боялись мы эту Полудницу пуще ведьмы какой. А дело-то вот в чём: берегли бабушки-то урожай свой. Ежели мы без спросу туды полезем, мы веь там плети-то все у огурцов, у дынь, у арбузов перетопчем, угробим урожай-от. Вот и придумывали они эту нам Полудницу…

А ишшо любили баушки порядок во всём. Вот нельзя было опаздывать на обед, на ужну. Разом за стол надо было садиться-то. А ежли опаздашь, говорили так: «Гуляшшему – на столбе!». Значится, голодным будешь до следующего столования.

Ишшо слово было тако в ходу: пальгуй. Но чё это за слово тако? И кого называли: «Эх, пальгуй он, пальгуй!». Или: «Пальгуи налетели на дело-то да и всё изнахратили, изничтожили. Прахом дело-то по ветру пустили…».

А кто он такой, пальгуй? Кого им называли? Ну, это вроде леворукого человека. Правой-то удобно всё делать, а если леворукий и не умеющий и не имеющий сноровости-то, умения, талану не имеющие – пальгуи. У нас называли в Сибири людей, кто ничегошеньки сам-от сделать не мог. А как доберётся до чужого-то дела да и всё-то порушит, изничтожит да по ветру пустит. Вот иногда слышала от деда: «К руководству бригадой пальгуя назначили. Ничё доброго не жди от его…»

Вот тебе и наука нам была: как бы так вырасти-то не пальгуями-то, не шлындами старалися.

Своеобразие и богатство лексики сибирского говора Г.И. Абрамовой, семьи Бобровских, в которой она выросла, сформировалось на территории позднего заселения, которое началось в 18 веке, продолжилось в 19, 20 в.в.и исходило из разных частей России, Украины и Белоруссии. Интеграция разнодиалектных основ и контакты с языком сибирских аборигенов определили специфику русского говора, прежде всего в составе лексики и фразеологии: богатство синонимов, сохранение лексики, давно уже вышедшей из употребления в русском литературном языке, словарные и фразеологические новообразования и т.д.

Лексику говора жителей деревни Поротниково, села Бобровки можно отнести к смешанной. В ней в разной мере представлена лексика традиционно старожильческая и лексика из говоров поздних переселенцев: южнорусов, а также украинцев и белорусов. Многие слова давно устарели и в современных толковых словарях помещены с пометками: «устар.», «истор.», а в говоре Галины Абрамовой из деревни Поротниково иногда активно употребляются.

 

Гурьянов мост

Часто слышала я от своего дедушки, Бобровского Владимира Ивановича: «Гурьянов мост». То, что этот мост, который я исходила в детстве спеша в школу или в клуб с нашей Набережной улицы, я знала, что он Гурьянов. И шагая по нему с опаской обходила дыры зияющие в досках, сквозь которые было видно огромные толстые брёвна так, что в обхват не возьмёшь. Мост был деревянный, старый. Это ещё было до того, как построили новую плотину. В классе у нас учился мальчик, Витя Гурьянов. И я мысленно так недоумевала: почему же этот мост носит витькину фамилию? Оказывается, мой однокашник здесь совсем даже ни при чём. А вот мой дедушка – да.

У дедушки, Владимира Ивановича Бобровского, папу звали Иваном Севастьяновичем, тысяча восемьсот сорок шестого года рождения. Ну, удивительная, конечно, личность была. Это мой прадедушка. До 1910 года школу держал, где деток учил грамоте. Дом-от был двухэтажный, места хватало. Образование называлось: «Три зимы». Это продолжалось обучение до открытия церковно-приходской школы в нашей деревне-то, Мыльникова – Бобровская. Эта история со школой сыграла важную роль в исходе судьбы рода моего в период истории начала двадцатого века, времён перемен революционных и коллективизации.

Так вот, у прадедушки, Ивана Севастьяновича, отца звали Севастьяном Фёдоровичем. Это уже мой пра-прадедушка. Так вот у Севастьяна Фёдоровича у него был родненький братик – Гурьян Фёдорович. Оба братца женились, имели добротное крепкое хозяйство. У каждого было по два сына. Жили они, Гурьян и Севастьян, дружно, крепко. У каждого – двухэтажный дом из красной сосны, земли много было. Отцы их научили крепко стоять на ногах-от. Они уже, как их прадедушки-то, основатели деревни Мыльникова-Бобровская мыловареньем-то уже не занимались. Было у них в цене тогда землепашество, пасеки были большушшие, более пятиста колод в пасеке.

Вот этот самый Гурьян, Гурьян Фёдорович, родненький братец моего пра-прадедушки и построил мост через речку Каменку. Он и инвестировал, то-бишь, денежки вкладывал в это, и организовывал строительство, и сам не стеснялся топор-от в руках держать. И лес-то доставал он, всё делал сам. Строительство моста для народа, для населения Бобровской деревни имело большушшее значение. И народ это ценил. Так и прозван был этот мост Гурьяновым мостом.

Дети Гурьяна тоже были молодцы. Вот сынок, Иван Гурьянович, 1836 года рождения разводил племенных коней.

- Табун был! – вспоминал дедушка Володя мой. – Разводил заводски породы. Не скакунов, тяжеловесов разводил. Ох, и прозорливый же был! Лошади-то такие особливо востребованные были на Колывано-Воскресенских заводах, да и у землепашцев в цене были. Дед Володя с гордостью говорил, что Иван Гурьянович имел императорску медаль за победу на какой-то выставке лошадей.

Дальше наследство было передано Иваном Гурьяновичем своему сыну, Ивану Ивановичу, 1862 года рождения. Так вот Иван Иванович вёл хозяйство так же справно по заветам своего тятеньки, Ивана Гурьяновича. И вот родилось у него много ребятишек, шестеро: Николай, 1891 года, Владимир, 1895 года, Арсений Иванович, 1896 года, Евгений, 1905 года, Алексей, 1908 года, и дочка, Дарья. Пять сыновей и шестая Дарья.

И вот с началом-то 20-го века навалились несчастья. Эпидемии тогда ходили. Родители, Иван Иванович с женой и двумя старшими сыновьями, Владимиром и Николаем, померли. То ли испанка, то ли чахотка – теперь уже точно никто не скажет. Оставшиеся дети осиротели. На сходе села, тогда были сельские сходы, выбрали опекуна. Да опекун оказался недобросовестный. Детки ходили грязные, голодные по селу и просили подаяния.На таком же сходе обсуждали это дело, высказывали. Народ говорил:

- Как же это так? Хозяйство-то всё принял под себя, перстень ажно золотой купил себе, а дети неухожены ходят.

На том свете Гурьян Фёдорович, наверно, слезами обливался, видя судьбу правнуков своих. А дом Гурьяна Фёдоровича во время гражданской войны был штабом белых. Колчаковцы там останавливались. Здесь сборы по мобилизации проходили, сюда же налоги ходили уплачивать, в этот двухэтажный дом Гурьянов. Отсюда же, от Гурьянова дома уводили на расстрел бобровцев, колчаковцы расстреляли. Тяжелые времена.

Опекун-то разжился, думал, надолго. Но на слезах-то сиротских счастья-то не построишь. Корыстное это нехристианское отношение к сиротам наказуемо. Кара всегда найдёт. Ничего от того человека не осталось, окромя худой памяти. А вот от Гурьяна остался мост. Уже исчезли потомки, а мост стоит, новый, но на том же месте. И по-прежнему – Гурьянов мост. Светлая память предкам и землякам нашим, славу и честь Державы и Родины малой берегущим и приумножающим! А дед и прадед Гурьяна, Иван Андреевич, Василий Иванович и Фёдор Иванович Бобровские прославились тем, что создали они эту деревню Мыльникова – Бобровская, занимаясь мыловарением. Вот и наука: жить-то надо не пальгуями, не в одно только ятреба, а на благо обчества тоже надо думать и радеть, стараться. Иначе никак нельзя. Созидать надобно, а не разрушать.

И ишшо наука: на чужой каравай рот-от не разевай! Того попечителя судьба неказиста, незавидна была. А Бобровских фамилия завсегда уважаема. Для обчества много полезного делали. И даровиты были таланами разными.

 

У Галины Абрамовой слова из речи старшего поколения в повседневной речи употребляются в зависимости от того, с кем идёт разговор. С детьми – только тогда, когда она знакомит их с «бабушкиными и дедушкиными словами», читает сказки. А в разговоре со взрослыми односельчанами и в её устных рассказах народный язык и диалектные слова употребляются с удовольствием.

Наиболее характерные черты говора Г. И. Абрамовой:

- Твёрдое «Ш» на месте «Щ»: тёшша, ишшо и ешшо;

- явное щёконье, т. е., замена согласной «Ч» на «Щ» (это типично для сибирских старожилов): кущер – кучер, ящмень - ячмень;

- звук «Г» обычно (но не всегда) произносится как фрикативный, придыхательный, а не взрывной.

 

Расхожие песни

Вспоминаю, вот когда у дедушки, у бабушки большо застолье было собиралась больша родня. Ну, сидели тесненько друг к дружке. На столах кисели были в чашках, помню, баранья голова запечёна, холодцы были, пельмени. Ну, вот така проста деревенска еда. Но как же было весело! Приходила ближняя родня, по второму кругу сродники, значит, троюродные приходили, кумовья. Как они пели!

А я где-нибудь там с ребятишками либо на полатях сверху на них смотрим. Полати такие, помню, голубенькой краской были покрашены у бабы Стеши и занавесочка была. И мы оттуда, значит, выглядывали. Нам чё-нибудь дадут пожеваться кренделя каки-нибудь. А мы любуемся, смотрим, как они. Я сильно маленька была, меня они могли посадить и рядышком, между собой посадить. Бывало, что сиживала между ними. Как же они красиво песни пели! И вот вспоминается мне, как они расходились, расхожу песню зачинали, как они расходились с гулянья. О-о! Вся Бобровка слушала: «О! Бобровский поёт! Со Степанидой Дмитриевной идут…».

А дом стоял высоко у Степаниды Дмитриевны, у бабы Стеши, у деда Володи и на правом берегу. А на левом берегу, допустим, гости, приходили гости и гостевали. Ну, и вот надо было вниз спуститься под яр по узенькой тропинке. И вот шла целая процессия: бабочки в ярких платочках, внизу беленький платочек, сверху – яркий. Так это брали своих мужичков под локоток изрядно пьяненьких таких хорошеньких. И вели их под горку. Степенно шли, пели каку-нибудь песню расхожу такую. Ну, вот у бабы Стеши любима была: «Сады-то мои, сады, сады зеленые…». Вот бабёночки поют, выводят, мужички им вторят, любовно на своих хозяюшек глядят. И вот спустятся вниз.

А через речку Каменку, котора всю деревню разделяла на левый и правый берег были мостки кинуты. Мосток ну, с плашечку шириной. И вот прощаются, расцеловываются всё - по-Православному. Хохочут, довольные такие, хорошо посидели, погутарили, попели, попили. Провожают.

А среди гостей был куманёк бабы Стешин, Ермолай Акимыч Бобровский. Он сильно так не мастак песни был петь, но дюже охоч он был до плясу. Как услышит, балалаечка, гармошечка заиграла, ноги у него сами шли. И коленца он таки умел выписывать, ну удержу у него не было от плясу. Зная его эту слабость, баба Стеша дождалась, когда до середины мостков дошёл Ермолай Акимыч. Как она:

- Эх! Синтитюриха коровку продала,

Да на те деньги балалайку завела,

Эх, жарь, жарь, жарь!..

Как давай прихлопывать, притопывать, приплясывать! Ну, конечно же, Ермолай Акимыч не удержался. Как он давай: одну ножку поднимет, да вторую… и свалился в Каменку! Оттуда вылезает мокрёхонький-мокрёхонький весь, с бороды течёт, с усов капат. Залазит на этот мосток, сидит. Все хохочут! А он:

- Эх, Степанида Дмитриевна, любушка! Чё же ты натворила-то? Я ведь весь мокрый сижу, как мышь из дрожжей…

 

Яркая, выразительная речь Галины Ивановны Абрамовой сразу погружает слушателя в повествование, рисует зрительные образы. Её устные рассказы легко воспринимаются на слух современным человеком, несмотря на обилие диалектизмов.

В целом для Г.И. Абрамовой характерно:

- буква «Г» в окончании род. п. ед. ч. – ого, его произносится как «В» (его – ево, твоего – твоево); также произносится как «В» в слове сегодня (севодня);

- звонкие согласные в конце слова и в середине слова перед глухими произносятся как соответствующие им глухие; буква «Г» произносится как «Х» только в слове Бог и в сочетании «ГК», «ГЧ» (лёгкий – лёхкий, мягкий – мяхкий);

- слова что, чтобы произносятся как што, штобы.

Имя

В каждом селе, в деревеньке ране-то была своя така баушка, к которой хаживали все бабоньки за советом, за помощью, за молитовкой, за здоровьем. Эти баушки умели дитятко от испуга излечить и выливали воском, и животик успокаивали, и кровь останавливали. Эка же баушка была и у нас в Бобровке – баба Мотя. Часто, бывало, мама наладит бидон с малинкой али с молочком и отправит меня с этими гостинцами к баушке Моте.

Она такая махонькая, ладненькая старушка, а я-то ещё меньше. Вот наклонится она ко мне, примет бидончик, погладит ласково по головке. Одарит стрючками бобов с грядки:

- Иди с Богом! Господь с тобой…

А ту пору в нашей семье были одни девочки. Мальчики были не жильцы. Первенец был мальчик. Нарекли Вовочкой. Недели не прожил, преставился. Опосля были девочки. Потом снова – мальчик, Вовочка. Славный, бастенький, говорливый, разумненький мальчик. Прожил три года. В один миг заболел, и суток не прошло – умер Вовочка.

И вот в шестьдесят девятом году Бог дал снова мальчика. Мы назвали братика Серёжей. Фильм тогда вышел замечательный, «Серёжа», где главным героем был забавный мальчик лет пяти. И нам, девчонкам он больно уж полюбился. Вот прошло время, с неделю. Мы крутимся сутками возле зыбочки:

- Серёжа! Серёженька!..

Заходит в избу папа. И говорит:

- Хватит его уже Серёжей навеличивать. Никакой он не Серёжа, а Иван Иванович, Ванюшка.

Мы – в слёзы! Успокоились лишь тогда, когда узнали, что встретил папа бабушку Мотю. А та говорит:

- Доброго здоровья, Иван Владимирович! Слышала, сына дождалси. Ежели хочешь, чтобы наследник жильцом был, нареки своим именем коренным – Иваном. И будет ему жисть.

Папа Ваня тогда прямым ходом подался в сельсовет и записал сына Иваном Ивановичем. Опосля мы его крестили. Мама, умывая Ванечку, приговаривала:

- С гуся - вода, с раба Божьего, с Ванечки – вся хворь-худоба! Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь!

Мальчик рос крепким, ласковым ребёнком. Вот так вот, бывало, баушки-то помогали. Поучали, а матери слушали, запоминали и всё исполняли. А по ночам напевали:

- Бог тебя дал,

Христос даровал,

Пресвятая похвала

В окошечко подала,

В окошечко подала

И Иваном назвала.

Спи с Богом, со Христом, со святыми Ангелами. Спи, дитятко, до утра. Наступит пора, мы разбудим тебя.

Речь Г.И. Абрамовой вобрала в себя особенности различных диалектов. Здесь и украинское: гутарить, а не говорить, усей, а не всей. Здесь и сибирско-чалдонское: знат, быват. Но особенности эти представлены в её речи не последовательно; она воспроизводит в устных рассказах и особенности говора человека, которого слышала, с которым вступала в диалог, и особенности речи её окружения, пропуская всё это через собственное произношение. Поэтому одно и то же слово она может в разных ситуациях произносить по-разному (ишшо и ешшо; эти и ети; севодня, севодни, сёдня, может, може; ходют и ходят; и т. д.).

Передать индивидуальные особенности исполнения – тембр голоса, его мягкость, мелодичность помогут аудиозаписи с образцами устных рассказов Галины Ивановны Абрамовой. Живой голос рассказчицы даёт более полное представление о её манере повествования.

 

Одуванчиково масло

Пахталка или маслобойка – перва помощница при доме у хозяйки. А как же? Без маслица ни блинок, ни вареник в горло-то не полезет. Да и любу кашу маслом-то не спортишь. Особливо вкусно масло летишно. Оно ароматно и ярко-жёлтое. Коровушки-то на вольном выпасе. Многотравье цвет и аромат маслу придаёт. А вот мне по нраву июньско масло, когда одуванчики цветут. Масло получатся ярко-жёлто. Лепота! Опять же, сам процесс интересен. Люблю прислушиваться к сметанке-то, как оно там всё это получатся-то? Отделение пахты от масла. По хлюпанью определяем. Как расхлюпается – так уже и готово! Наливай таз воды холодной и отбивай масло от пахты. Хороша работушка. Радостна.

Среди особенностей, характерных для Абрамовой, следует отметить следующие:

- стяжение гласных в окончаниях глагольных форм (знает – знат, бывает – быват);

- переход «А» в «Е» между мягкими согласными (опять – опеть) характерно для северных говоров – но: единичные случаи, как употребление диалектного слова;

- наличие «И» на месте исторического «ЯТЬ» под ударением перед мягким согласным (есть – исть);

- иногда: отвердение долгого мягкого щипящего «Щ» ( щупать – шшупать, прощай – прошшай).

 

Погружение

Было время, крестить детей-то запрещалося. Было и церкви были закрыты, и батюшки угнаны неизвестно куды.

Женщины в Бобровке спасли попадью. И чтобы сохранить, прокормить её, решили, что будет она подённо проживать то в одном, то в другом доме. Так и жила она. А бабы-то знали, что попадья Библию сохранила, и все вместе прятали её. Та, в свою очередь тайно погружала деток новорожденных. Погружение – это обряд, обряд Крещения вне церкви по всем канонам Православным. Так вера продолжала жить тайно в Бобровке благодаря бабёночкам.

Церковь в Бобровке, ране в Мыльникова стояла на увале, я помню, с куполами, но без крестов. А в тысяча девятьсот шестьдесят четвёртом году двое парнишек из первого класса решили пошутковать. Сняли с какого-то забора большушшие атрикошты, ну, штанишки сатиновые спортивные и полезли на церковь. Решили на купол надеть эти штаны. Трясли имя, стоя наверху. И кричали:

- Поповы штаны! Поповы штаны!

И в этот самый момент один из парнишек, Серёга его звали, свалился и сломал руку. Второй, Вовка плакал сидя наверху и боялся спускаться. Его сняли всем миром. Дома родители выдрали. Досталось и Сергею от отца, несмотря на то, что рука-то сломана. Но скоро церковь разобрали по брёвнышкам и увезли.

У нас в семье семь детей погружали. Крестики хранились в заварнике на самой высокой полочке в стеклянном буфете. Заварник был беленький с голубыми цветочками, незабудками. Ходить в школу с крестиком было нельзя, запрещалося. Я любила ходить к «молебной бабушке», так мы её называли, к бабе Маше, тётке отца. А она угощала вкуснейшими пирожками. Такой вкусноты я не ела с тех пор. На мой вопрос: «С чем же пирожок?», а не понятно было с чем, как будто нет начинки, а всё-таки сладенька прослоечка, и баба Маша отвечала:

- С молитвой, Галенька, с молитвой…

Оказывается, внутрь сдобного теста она вкладывала маленькую карамельку, «подушечку». Вот и начинки не видно. Карамелька ведь плавилась в жаркой печи, а сладенькая прослоечка оставалась. Приду опять же в гости к бабе Маше, посижу, посмотрю, как бабушка молится, как лампадка горит, потрескивая. Занавесив предварительно окна, она молилась, чтоб никто не видел, не мешал, не смущал ни себя, ни её. Бабушка читает молитву за всех за нас, за всю родню.

Мама просила нас приводить бабу Машу по субботам в баню. Вот как-то сидит она после бани, отдышиватся, чаёк швыркает. А по телевизору в соседней комнате выступали популярные тогда артисты, «Песняры» мулявинские. Пели они песню «Александрина». Заслушалась баба Маша. Я-то думала, она не слушает. Нет, смотрю, губочки поджала. Головку на бок сделала:

- Аки ангелы поют…

Понравилось ей пение белорусов. Потом бабушка просила меня переписывать печатным шрифтом молитвы, привезённые из Черепанова. Почерк уж больно ей мой нравился. Разборчив был, аккуратен. Листала я и Библию. А когда братик уходил в Армию, бабушка благословила его и передала псалом девяностый, «Живые помочи».

Моих деток погружала баба Стеша Попова. Они уже ходили обе в школу с крестиками, не прятали в заварничек. В конце восьмидесятых годов был в Бобровке молебный дом. А сейчас всем миром построена деревянная церковь на самом высоком месте. Вот так и сохранилась вера народа. А сейчас женщина в Сузунской церкви сказала, что давно не крестились мужчины, несколько лет не было. А тут за год сколько мужчин покрестилось. С СВО на побывку приезжают и в церковь креститься идут. Где-то я слышала, что на войне атеистов-то нету.

Устные рассказы Галины Ивановны Абрамовой отражают самые разносторонние факты действительности. Они приближаются к повествованиям словесного искусства и являются замечательным примером несказочной фольклорной прозы.

Передать индивидуальные особенности исполнения – тембр голоса, его мягкость, мелодичность помогут аудиозаписи с образцами устных рассказов. Живой голос рассказчицы даёт более полное представление о её манере повествования.

 

Носители традиций

Абрамова Галина Ивановна (в девичестве Бобровская), 1965 г.р., деревня Поротниково Сузунского района

Собиратель

Проталин Б.Е.

Экспедиции:

2023- Б.Е. Проталин (Новосибирский областной центр русского фольклора и этнографии)

2024 – Б.Е. Проталин (Новосибирский областной центр русского фольклора и этнографии)

2025 – Б.Е. Проталин (Новосибирский областной центр русского фольклора и этнографии)

Исследователи

Под ред. Докт. Филол. Наук А.И. Фёдорова Словарь русских говоров Новосибирской области. Новосибирск, 1979

Золотая птица: Сказки А.Е.Егоровой из собрания М.Н. Мельникова// сост. и комм. Т.Ю. Мартыновой. Новосибирск, областной центр русского фольклора и этнографии, 2006

Русские сказки Сибири и Дальнего Востока: волшебные и о животных/ Российская Академия наук, Сибирское Отделение, Институт филологии. Новосибирск, 1993

Словарь русских старожильческих говоров средней части бассейна р. Оби /Сост. В.В.Палагина, О.И. Блинова, Н. Янценецкая и др. Под ред. доц. В.В.Палагиной. Дополнение. Ч. 1. От А до М/ 26 см Сост.: Г.М. Чигрик, В.В.Палагина, Н.В. Жураковская и др.; Под ред. О.И. Блиновой, В.В.Палагиной. – Томск: изд-во Том. ун-та, 1964-, 1975. – 277 с.

 

Публикации

Формы фиксации

Устный рассказ «Стариковские сказы о том, как наши бабушки воинов взращивали» (аудиозапись Б.Е. Проталина в 2025 году от Г.И. Абрамовой).

Устный рассказ «Проводы рекрутов» (аудиозапись Б.Е. Проталина в 2024 году от Г.И. Абрамовой).

Устный рассказ «Размывание рук» (аудиозапись Б.Е. Проталина в 2025 году от Г.И. Абрамовой).

Устный рассказ «Баушкины дедушки» (аудиозапись Б.Е. Проталина в 2025 году от Г.И. Абрамовой).

 

Фото

Фото 1 - Г.И. Абрамова
 

 

Организации, имеющие отношение к ОНН

Наименование: Новосибирский областной центр русского фольклора и этнографии

Тип ответственности: хранитель